Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]
— Здравствуйте, Лев Иванович, вам поклон от Алексея Алексеевича. Я оперативный уполномоченный капитан Михеев. — И после небольшой паузы добавил: — Василий.
— Здравствуй, капитан, спасибо, что встретил. — Гуров достал сигарету, не закурил. — Квартиру приготовили?
— Есть один домишко, но, признаюсь, он мне не личит, — ответил капитан. — Может, на пару суток в гостиницу? Я постараюсь найти убежище понадежнее.
— Спасибо, Василий. — Сыщик смотрел на опера одобрительно: если человек сомневается, значит, думает, и назвал адрес, полученный от Бунича.
— Круто. — Капитан развернулся, выехал на шоссе. — Это обкомовская зона, хозяев разогнали, а зона осталась. Нас там ждут?
— Надеюсь. — Гуров все-таки закурил, приспустил окно. — Переговоры будет вести Дитер, я вроде носильщика, а ты водитель, лучше, чтобы твоего лица не видели.
— Чевой-то? Пусть смотрят. — Капитан сунул за щеки тампоны, глянув в зеркало, прилепил усы, надвинул на лоб беретку.
— Останемся живы — будешь майором, — сказал Гуров.
— А наш немец говорить умеет? — гундосо спросил оперативник.
— С пятого на десятое, — улыбнулся Гуров. — Его должны ждать, поймут.
Высокие железные ворота были на запоре, но лишь машина подкатила, как из будки выскочил мужчина с портупеей, подбежал не со стороны водителя, как обычно подходит охрана, а к задней правой дверце, словно знал, где именно сидит именитый гость, и сказал:
— Здравствуйте, к кому приехали?
Дитер держался великолепно, он приспустил стекло, наморщил лоб, шевельнул губами, словно репетируя ответ, и четко выговорил:
— Я есть Дитер Вольф. — И достал паспорт.
Человек в портупее паспорт не взял, лишь махнул рукой и побежал открывать ворота.
Коттеджи, виллы, называй как хочешь, похожие друг на друга если не как близнецы, то уж точно родные братья, двухэтажные, они просторно, но строгими рядами стояли вдоль центральной аллеи. Никаких заборов, все открыто, чисто, на виду, некий бытовой стриптиз — вот я такой голенький и чистенький, оглядывайте меня со всех сторон, мне скрывать нечего.
Капитан вел машину медленно, оглядываясь, — номенклатурный город был мертв, точнее, чуть жив, лишь в двух окнах мелькнул свет. На дорогу выскочил мужчина, без портупеи, но зато с ружьем, махнул рукой, приглашая сворачивать.
Когда остановились, сторож мгновенно сориентировался, кто главный, кто сопровождающий, и, отпирая Гурову дверь, зашипел:
— Позвонили — мы бы встретили. Что же вы гостя на такой машине… Стыдоба.
— Я не по этому делу, — улыбнулся Гуров, следуя за сторожем, который открывал двери, зажигал везде свет.
— Знаю я твое дело, у тебя на лбу написано, — бормотал страж и продолжал во весь голос: — Прошу, располагайтесь, белье утром застелили, все протерли, харч в холодильнике, машина заправлена, вот ключи. — И положил ключи на стол.
Дитер понял отведенную ему роль, расхаживал по комнатам, кивал, повторял:
— Хорошо, хорошо, — и сыпал на немецком.
Гуров взял стража за отворот кожаной куртки, посмотрел в глаза, понял, что человек, как говорят в народе, из органов, прикидывается под деревенского, бутафорит, держал плотно, взгляда не опускал, пока тот не осознал, что с приезжим промахнулся, и не заговорил на другом языке:
— Извините, дурная привычка.
— Свои люди, — миролюбиво сказал Гуров, отпустил стража. — Дайте мне ключи от ворот и, если у вас принято записывать время приезда и отъезда гостей, сделайте для нашей машины исключение. Наш водитель здесь задержится, поможет гостю устроиться, вы свободны.
— Извините. — Страж кивнул и исчез.
— Капитан, проверьте машину, ключи на столе. Дитер, ваша комната на втором этаже, идите устраивайтесь, — сказал сыщик и прошелся по первому этажу.
«Просто эпидемия какая-то», — думал он, оглядывая гостиную, обставленную стандартным гарнитуром, дорогим, полированным и мертвым, кухню в кафеле и никеле, ванную, вывезенную из Финляндии, обтянутый кожей кабинет, одна стена которого закрыта книжными шкафами. Полковник подозревал, что дверцы шкафов не открываются, но проверить было лень; он опустился в номенклатурное кресло, проверил три телефонных аппарата, откликнулся лишь один.
— Мы с тобой, приятель, разговаривать не будем. — Гуров положил трубку. — Потому как ты предатель. Ты не виноват, таким тебя создали люди.
— Разрешите? — В кабинет заглянул капитан. — «Волга» двадцать четыре десять, в отличном состоянии, бензин под пробку.
— Спасибо, заходи. — Гуров махнул капитану рукой, покосился на телефоны, качнул осуждающе головой, поднялся из-за стола, провел оперативника на кухню.
— Вы полагаете? — спросил капитан.
— Я не знаю, — ответил полковник. — Я смотрю на это жилище, — он оглянулся, — и думаю, Россию охватила эпидемия. Все, что удалось отобрать у бывших и еще не успели захватить нувориши, попало в руки наших с тобой неприятелей. За полтора года я третий раз живу в подобных приютах. И примечательно, никого нет, а обслуга есть и ждет — завтра придут хозяева.
— Так вы поселились не по распоряжению руководства? — удивился капитан.
— Даже министр может дать команду только через твоего генерала. Полагаешь, Алексей Алексеевич распоряжается данным хозяйством?
Оперативник взглянул недоуменно, вздохнул и нерешительно покачал головой; понимая, что задает лишний вопрос, не удержался:
— Так кто же дал команду?
Сыщик ответил улыбкой и сказал:
— Моя задача войти в контакт с местными авторитетами. Меня не интересует рэкет, криминальные структуры торговли, нужны люди, руководящие боевиками.
— Наемные убийцы?
— Василий, ты приличный оперативник, учись сдержанности. Я тебе сказал столько, сколько считал нужным.
Капитан смутился, достал из кармана блокнот, ручку, перелистнул, несколько строк вычеркнул, подумал, черканул еще, подвинул блокнот полковнику.
— Я приготовил, тут все, чем мы располагаем. Установочные данные, приметы, клички, окрас. — Он помолчал, не сдержался и добавил: — Лев Иванович, я много о вас слышал, но я человек самолюбивый, привык, чтобы мне доверяли.
Гуров ничего не ответил, листал блокнот, открыл на чистой странице и сказал:
— Самолюбивый — это хорошо, присядь сюда.
И указал на стул рядом.
Капитан пересел, смотрел, как сыщик чертит схему: шесть квадратиков в ряд, от них стрелки вверх к одному большому прямоугольнику. Затем полковник заполнил квадратики фамилиями и кличками, которые имелись в записях капитана, и спросил:
— Кто из шестерки стреляет сам, кто лишь отдает команды?
Капитан отвечал уверенно, о двоих сказал, что проверенными данными не располагает.
— Молодец, я очень уважаю людей, которые признают, что чего-то не знают. В каких отношениях они между собой? — спросил сыщик.
Капитан склонил голову набок, циркнул по-блатному зубом, ткнул в два квадрата:
— Эти готовы глотку друг дружке перегрызть, понятно, ведь Мустафа — вор в законе, а Академик — белый воротничок. Если случится, Волк отойдет в сторону, но ближе к Мустафе, Тяпа драки не любит, но если случится, двинется к Академику. А эти двое, черт его знает, полагаю, если князья схлестнутся, они заберут своих людей и уйдут из города, утихнет — вернутся. Лев Иванович, вы понимаете, это мои личные предположения. Лучше вам встретиться с генералом и прокачать варианты.
Лицо у Гурова стало отчужденным, голос потерял доверительность:
— Капитан, вы хорошо пели, а кончили петухом.
— Товарищ полковник! — Капитан вскочил. — Вы, конечно…
— Конечно, — перебил Гуров и продолжал миролюбиво: — Если не выговариваете «господин полковник», зовите по имени-отчеству. Я вам, Василий, ничего грубого не сказал, лишь обратил ваше внимание, что на протяжении всего разговора вы держались как грамотный, знающий опер, а в конце — как бы помягче выразиться…
— Струхнул, Лев Иванович. Да, я струхнул, я же человек. Вы меня поймите…
— Оставь, забудем. — Гуров поднялся, махнул рукой, подошел к холодильнику, открыл. — А запасы-то у них истощаются. Водка, коньяк, никаких тебе виски, портвейн не постыдились поставить, икра только красная, балыка не вижу, осетрины нет, черт знает что, Василий, я так работать брошу.
Капитан хохотал, как мальчишка, до слез; Гуров не выдержал и тоже хмыкнул. Капитан вытер слезы, убрал платок и сказал:
— Господин полковник, в России всего хватает, дефицит не кончается, лишь меняет станцию назначения. Когда эти домишки заселят новые, когда их шуганут и вы пойдете по их следам, все вам будет в достатке и полном ассортименте.
— Василий, знаешь, чем ты мне нравишься? — Гуров достал из холодильника бутылку водки и батон колбасы. — Ты большой оптимист. Мне сорок два, ты считаешь, что новых так быстро шуганут, что я еще успею пройти по их следам. Ты не большой, ты величайший оптимист. Так что, дружище, радуйся дню сегодняшнему, терпи, старайся быть честным, делай что можешь и не строй воздушные замки.
